Нее!
В растишке кальция многа!
Низя его пыть, иначе мозг гипсом покроется

И рога расти начнут! Тож от избытка кальция.

да и так..лобовая кость 10 см.. чего бояцо то

Обладателю её - нечего. А вот ближайшей стенке...

Зачем стенки?
Грецкие орехи колоть нада!

абах(:

эть, вот это люди и без охраны

*сижу в одиночестве курю... и обдумываю свой депрессняк...кончиЦЦа он али нет...

Как же мне плёхо....

Иланг, взбодрись - мы же рядом и мы тебя любим

Я в глазах твоих утону, можно?
Ведь в глазах твоих утонуть - счастье.
Подойду и скажу :"Здравствуй!"
Я люблю тебя, спросишь сложно?
Нет не сложно, а трудно,
Очень трудно любить, понимаешь?
Ну а если уеду, напишешь?
Только мне ебз тебя плохо.
Я хочу быть с тобой, слышишь,
Ни минуты, ни месяц, а долго!
Очень долго, всю жизнь, понимаешь?
Значит вместе всегда, хочешь?
Я ответа боюсь, знаю,
Ты ответишь мне только молча.
Ты скажи мне глазами - любишь?
Если да - я тебе обещаю,
Что ты самым счастливым будешь.
Если нет - я тебя умоляю,
Не казни меня взглядом, не надо,
Не тяни своим взором в омут.
Пусть другую ты любишь, ладно.
Ты меня хоть немного помни?
Я любить тебя буду, можно?
Если даже нельзя - буду!
И всегда я приду на помощь,
Когда будет тебе трудно...

Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.
Какие прекрасные сумерки выдались!
И все позабылось,
Что помнить не хочется:
Обиды твои.
И мое одиночество.

Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.

Душа моя —
Как холостяцкая комната.
Ни взглядов твоих в ней,
Ни детского гомона.
Завалена книгами
Площадь жилищная,
Как сердце — словами...
Теперь уже лишними.
Ах, эти слова,
Будто листья опавшие.
И слезы —
На целую жизнь опоздавшие.

Не плачь.
У нас встреча с тобой,
А не проводы.
Мы снова сегодня наивны
И молоды.

Давай помолчим.
Мы так долго не виделись.
Какие прекрасные
Сумерки
Выдались!

Журавли

Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю эту полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Как по полям людьми они брели.

Они летят, свершают путь свой длинный
И выкликают чьи-то имена.
Не потому ли с кличем журавлиным
От века речь аварская сходна?

Летит, летит по небу клин усталый —
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый —
Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне...
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумасшедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что прибавится - не убавится,
Что не сбудется - позабудется...
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

Забудешь ты меня, как эту ночь забудешь,
как черный этот сад, и дальний плеск волны,
и в небе облачном зеркальный блеск луны...
Но - думается мне - ты счастлива не будешь.
Быть может, я не прав. Я только ведь поэт,
непостоянный друг печали мимолетной
и краткой радости, мечтатель беззаботный,
художник, любящий равно и мрак и свет.
Но ясновиденье подобно вдохновенью:
презреньем окрылен тревожный голос мой!
Вот почему твой путь и ясный и прямой
туманю наперед пророческою тенью.
Предсказываю я: ты будешь мирно жить,
как вдруг о пламенном в тебе тоска проснется,
но, видишь ли, другой тех звезд и не коснется,
которыми тебя могу я окружить.